– На сломе вроде червонцами не платят, – сказал Модест. – Кто на сломе работает, тот в «Торгсин» не ходит.
Денис усмехнулся.
– А на сломе сейчас и рублями не платят. Только купонами. Образовательными. Три дня работаешь – две недели ходишь на лекции. Я вот набрал купонов на целый семестр и ушел сразу. Теперь могу второй курс закончить.
– Хорошо придумано, – оценил Модест. – Значит, на сломе теперь одна молодежь?
– Ничего подобного. Разные люди. Сейчас все учатся, Модест. Моей матери шестьдесят лет, она днем в школе преподает, а вечером сама учится, на ветеринара. Мало ли зачем пригодится?
– А вот в меня, – грустно сказал Модест, – наука не влезает… Но я не понял: что ты здесь делаешь? В этой помойке для разложенцев? В лотерею, что ли, выиграл? – Не твое дело.
– Понятно, – спокойно произнес Модест и проделал свой обычный звук – щелкнул сухим языком внутри сухого полуоткрытого рта.
– Слушай, – спросил Денис, – а тебе, кстати, как зимой? В смысле, ну…
– Нормально, – враждебно ответил Модест. – Я же не обычный зеленый. А вечнозеленый. Мне что зима, что лето – один хер.
– А сюда зачем пришел?
– Машину разгружал. Полтонны фруктов и тонну всякого бухла. Виски, коньяк. Хочешь, кстати, коньяку? Мне одну бутылку подарили, за труды. Не французского, конечно. Нашего. Но тоже ничего. И еще денег дали. Пойдем в «Чайник», я тебя завтраком угощу и сто грамм налью…
– Сегодня воскресенье, – ответил Денис, благодарно сжав огромное плечо приятеля. – «Чайник» только в восемь откроется. Спасибо, Модест. Но сегодня я лучше сам тебя угощу.
– Значит, все-таки бабла срубил.
– Ничего я не срубил. Так… кое-что заработал.
Модест презрительно дернул зеленой щекой.
– Дурак ты, Герц. Врать не умеешь. Полез, небось, на башню, со своим этим… Студеникиным. Что у тебя с ним общего? Он же типичный разложенец.
– Он мне друг.
– Он тебе друг, а ты ему кто? Мальчик-помогайчик? Дурак ты, Дениска. Нашел чем заняться. Шестерить на всяких гадов, которые на сотых уровнях шифруются. Браться за рюкзак – это последнее дело.
– Я никуда не лазил и ни на кого не шестерил.
Модест развел руками.
– Ладно. Не лазил. Кстати, не хочешь поработать? До открытия «Чайника»? Возле нашей школы труба дренажная забилась, чистить надо… Там одному трудно. Я все сам сделаю, а ты наверху постоишь… За час управимся.
– Не хочу, – честно сказал Денис. – Извини. Давай завтра.
– До завтра еще целый день, – пробормотал Модест. – Как хочешь. Мое дело – предложить.
– Граждане, – развязно воскликнул продавец. – Чего-нибудь берем? Или погреться зашли?
– А я по жизни согретый, – грубо возразил Модест. – Если что, и тебя могу согреть.
Продавец, видимо, работал тут недавно и не знал, кто такой Модест.
Денису тоже захотелось ответить хаму что-нибудь резкое, а еще больше захотелось красиво рвануть из кармана серьезную пачку серьезного бабла и красиво отовариться на серьезную сумму, чтобы придурок за кассовым аппаратом понял: перед ним не просто парнишка в телогреечке, а человек при деньгах. И еще – заставить придурка каждую покупку отдельно упаковать в красивую бумажку. И потом чаевые дать. Продавцы в «Торгсине» такие же разложенцы, как покупатели, они наверняка берут чаевые. И произносят при этом что-нибудь особенное, из старорежимного рабского словаря. «Премного благодарен» или «рад служить-с»… Но Денис подавил как первое желание, так и – с некоторым трудом – второе.
– Вот эту штуку купи, – посоветовал Модест. – Называется «спаржа». Очень полезная.
– А ты пробовал?
– Конечно.
Денис подумал – спросить или нет – и решил спросить.
– А тебе как… ну… насчет… растительной пищи?
Модест пожал необъятными плечами:
– Нормально. Ничего особенного. Я ж не растение. У нас такого нет, как у вас. Человек человека жрать не может, а гомо флорус любое растение жрет без проблем. Только мне не надо.
– А зачем тогда спаржу ел?
– Не ел, а пробовал. Из любопытства.
– Давай, Модест, я тебе тогда воды хорошей куплю. Вон, смотри, «Байкал-премиум-суперлюкс», она вся на экспорт идет…
– Иди ты в лифт, – добродушно ответил зеленый человек. – Что ты понимаешь в питьевой воде? Зимой я только талую пью. А летом – дождевую, деструктурированную. Набираю, замораживаю в холодильнике, потом кладу лед в ведерко чистое, лед тает, структура меняется – это самая лучшая вода. А «Байкал» твой – фуфло, иностранцев богатых разводить. Этот «Байкал» в красивые бутылки за углом из крана разливают. Настоящий «Байкал» весь идет под Купол. В Новую Москву.
Денис посмотрел вдоль витрин, мерцающих идеально чистым бронированным стеклом, и ощутил тоску.
– Модест, – позвал он. – А ты почему не уехал под Купол? Ходишь тут, один-единственный зеленый мужик на весь город… Ящики разгружаешь, трубы прочищаешь… А под Куполом такие, как ты, – в полном шоколаде…
– Еще чего, – сказал Модест и снова щелкнул сухим языком. – В полном шоколаде? Там все наши – как подопытные кролики, по лабораториям сидят. Обеспечивают умникам докторские диссертации. Мне же сестра каждую неделю звонит. Жалуется. – Модест вздохнул. – Представь, девчонке семнадцать, а она еще шире меня. Каждый день по триста приседаний, со штангой в пятьсот килограммов, чтоб рост затормозить… Я-то мужик, мне нормально, а она – баба, ей что делать? Мышцы как у чемпиона… Ни замуж выйти, ни родить…
– Брось, – сказал Денис. – Вон, эта, как ее… Лера Грин. Зеленее некуда. Звезда экрана, миллионерша. Третьего «Буслая» видел? Она там снималась.